Неточные совпадения
Самгин пожелал ему доброй ночи, ушел в свою комнату, разделся и лег, устало думая о чрезмерно словоохотливых и скучных людях, о людях одиноких, героически исполняющих свой долг в тесном окружении врагов, о себе самом, о себе думалось жалобно, с
обидой на людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений
на плечи
друг друга.
Обида разрасталась, перерождаясь в
другое чувство, похожее
на страх перед чем-то.
Обида, зло падали в жизни
на нее иногда и с
других сторон: она бледнела от боли, от изумления, подкашивалась и бессознательно страдала, принимая зло покорно, не зная, что можно отдать
обиду, заплатить злом.
Многие похудели от бессонницы, от усиленной работы и бродили как будто
на другой день оргии. И теперь вспомнишь, как накренило один раз фрегат, так станет больно, будто вспомнишь какую-то
обиду. Сердце хранит долго злую память о таких минутах!
Митю, конечно, опять образумили за неистовство выражений, но господин Ракитин был докончен. Не повезло и свидетельству штабс-капитана Снегирева, но уже совсем от
другой причины. Он предстал весь изорванный, в грязной одежде, в грязных сапогах, и, несмотря
на все предосторожности и предварительную «экспертизу», вдруг оказался совсем пьяненьким.
На вопросы об
обиде, нанесенной ему Митей, вдруг отказался отвечать.
Милые мои, чего мы ссоримся,
друг пред
другом хвалимся, один
на другом обиды помним: прямо в сад пойдем и станем гулять и резвиться,
друг друга любить и восхвалять, и целовать, и жизнь нашу благословлять».
Что надобно было бы сделать с
другим человеком за такие слова? вызвать
на дуэль? но он говорит таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для
обиды, а для истины, и сам был так странен, что смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: — «Да ведь это одно и то же», — сказал я.
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало!
Тяжелою
обидой, словно камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От слов его насмешливых. К
другимБежит пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они
на поцелуй;
Кладут ему
на плечи руки, прямо
В глаза глядят и смело, при народе,
В объятиях у Леля замирают.
Веселье там и радость.
Люди, любившие
друг друга, расходились
на целые недели, не согласившись в определении «перехватывающего духа», принимали за
обиды мнения об «абсолютной личности и о ее по себе бытии».
Ни вас,
друзья мои, ни того ясного, славного времени я не дам в
обиду; я об нем вспоминаю более чем с любовью, — чуть ли не с завистью. Мы не были похожи
на изнуренных монахов Зурбарана, мы не плакали о грехах мира сего — мы только сочувствовали его страданиям и с улыбкой были готовы кой
на что, не наводя тоски предвкушением своей будущей жертвы. Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум, или желудок расстроен.
— Келлер! Поручик в отставке, — отрекомендовался он с форсом. — Угодно врукопашную, капитан, то, заменяя слабый пол, к вашим услугам; произошел весь английский бокс. Не толкайтесь, капитан; сочувствую кровавой
обиде, но не могу позволить кулачного права с женщиной в глазах публики. Если же, как прилично блага-ароднейшему лицу,
на другой манер, то — вы меня, разумеется, понимать должны, капитан…
Сборы переселенцев являлись
обидой: какие ни
на есть, а все-таки свои туляки-то. А как уедут, тут с голоду помирай… Теперь все-таки Мавра кое-как изворачивалась: там займет, в
другом месте перехватит, в третьем попросит. Как-то Федор Горбатый в праздник целый воз хворосту привез, а потом ворота поправил. Наташка попрежнему не жаловалась, а только молчала, а старая Мавра боялась именно этого молчания.
Так бывает иногда с добрейшими, но слабонервными людьми, которые, несмотря
на всю свою доброту, увлекаются до самонаслаждения собственным горем и гневом, ища высказаться во что бы то ни стало, даже до
обиды другому, невиноватому и преимущественно всегда самому ближнему к себе человеку.
— Обидно это, — а надо не верить человеку, надо бояться его и даже — ненавидеть! Двоится человек. Ты бы — только любить хотел, а как это можно? Как простить человеку, если он диким зверем
на тебя идет, не признает в тебе живой души и дает пинки в человеческое лицо твое? Нельзя прощать! Не за себя нельзя, — я за себя все
обиды снесу, — но потакать насильщикам не хочу, не хочу, чтобы
на моей спине
других бить учились.
— Я не должен прощать ничего вредного, хоть бы мне и не вредило оно. Я — не один
на земле! Сегодня я позволю себя обидеть и, может, только посмеюсь над
обидой, не уколет она меня, — а завтра, испытав
на мне свою силу, обидчик пойдет с
другого кожу снимать. И приходится
на людей смотреть разно, приходится держать сердце строго, разбирать людей: это — свои, это — чужие. Справедливо — а не утешает!
В окнах действительно сделалось как будто тусклее; елка уже упала, и десятки детей взлезали
друг на друга, чтобы достать себе хоть что-нибудь из тех великолепных вещей, которые так долго манили собой их встревоженные воображеньица. Оська тоже полез вслед за
другими, забыв внезапно все причиненные в тот вечер
обиды, но ему не суждено было участвовать в общем разделе, потому что едва завидел его хозяйский сын, как мгновенно поверг несчастного наземь данною с размаха оплеухой.
— Хорошо; найдется
другой, посторонний, кто примет участие в моей горькой
обиде. Вы только возьмите
на себя труд поговорить с графом, узнать условия…
Чтобы довершить очерк этого лица, надобно прибавить, что, несмотря
на свою умственную ограниченность, он, подобно хищному зверю, был в высшей степени хитер, в боях отличался отчаянным мужеством, в сношениях с
другими был мнителен, как всякий раб, попавший в незаслуженную честь, и что никто не умел так помнить
обиды, как Малюта Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский.
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы не умер я перед самым концом (всего палок двести только оставалось), забили бы тут же насмерть, ну да и я не дал себя в
обиду: опять надул и опять обмер; опять поверили, да и как не поверить, лекарь верит, так что
на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом, так били, что в
другой раз две тысячи легче, да нет, нос утри, не забили, а отчего не забили?
Отдохнув за время словесной брани, разгорячась
обидами, они снова бросаются
друг на друга, ухая и подвизгивая, разбивая носы и губы. Теперь дерутся
на глазах старших, и каждому мальчику хочется показать свою удаль, силу и ловкость.
Однако Грас Паран, выждав время, начал жестокую борьбу, поставив задачей жизни — убрать памятник; и достиг того, что среди огромного числа родственников, зависящих от него людей и людей подкупленных был поднят вопрос о безнравственности памятника, чем привлек
на свою сторону людей, бессознательность которых ноет от старых уколов, от мелких и больших
обид, от злобы, ищущей лишь повода, — людей с темными, сырыми ходами души, чья внутренняя жизнь скрыта и обнаруживается иногда непонятным поступком, в основе которого, однако, лежит мировоззрение, мстящее
другому мировоззрению — без ясной мысли о том, что оно делает.
Это была уже непростительная резкость, и в
другое время я, вероятно, успокоил бы его одним внимательным взглядом, но почему-то я был уверен, что, минуя все, мне предстоит в скором времени плыть с Гезом
на его корабле «Бегущая по волнам», а потому решил не давать более повода для
обиды. Я приподнял шляпу и покачал головой.
— Нет, Зотушка, я замуж не пойду.
На других глядеть тяжело, не то что самой век маяться… Вон какие ноне мужья-то пошли, взять хоть Михалку с Архипом! Везде неправда, да обман, да
обида… Бабенок жаль, а ребятишек вдвое.
Лесута-Храпунов, как человек придворный, снес терпеливо эту
обиду, нанесенную родовым дворянам; но когда, несмотря
на все его просьбы, ему, по званию стряпчего с ключом, не дозволили нести царский платок и рукавицы при обряде коронования, то он, забыв все благоразумие и осторожность, приличные старому царедворцу, убежал из царских палат, заперся один в своей комнате и, наговоря шепотом много обидных речей насчет нового правительства, уехал
на другой день восвояси, рассказывать соседям о блаженной памяти царе Феодоре Иоанновиче и о том, как он изволил жаловать своею царскою милостию ближнего своего стряпчего с ключом Лесуту-Храпунова.
Единственный предмет, обращавший
на себя теперь внимание Глеба, было «время», которое, с приближением осени, заметно сокращало трудовые дни. Немало хлопот приносила также погода, которая начинала хмуриться, суля ненастье и сиверку — неумолимых врагов рыбака. За всеми этими заботами, разумеется, некогда было думать о снохе. Да и думать-то было нечего!.. Живет себе бабенка наравне с
другими,
обиды никакой и ни в чем не терпит — живет, как и все люди. В меру работает, хлеб ест вволю: чего ж ей еще?..
Слова Еремея
на время гасили
обиду в сердце мальчика, но
на другой же день она вспыхивала ещё сильнее.
Два голоса обнялись и поплыли над водой красивым, сочным, дрожащим от избытка силы звуком. Один жаловался
на нестерпимую боль сердца и, упиваясь ядом жалобы своей, — рыдал скорбно, слезами заливая огонь своих мучений.
Другой — низкий и мужественный — могуче тек в воздухе, полный чувства
обиды. Ясно выговаривая слова, он изливался густою струей, и от каждого слова веяло местью.
— Кто отдает
друзей в
обиду, у того у самого свет в глазах тает, — говорила она и, оберегая свои глаза, прямо и в упор устремляла их
на обидчика и «поправляла» дело.
Василиса Перегриновна. Не ехидство, не ехидство, мой
друг! Ошибаешься ты! Я такую
обиду над собою видела, что
на свете жить нельзя после этого. Умирать буду, не забуду.
— Видеть и слышать, как лгут, — проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь
на другой бок, — и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить
обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты
на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!
Мы не дали ястреба в
обиду другим гусям (без чего они бы забили его крыльями и защипали бы своими носами) и накормили
на добыче до отвала.
Плясала Варвара, а старик только помахивал платком и перебирал каблучками, но те, которые там, во дворе, нависая
друг на друге, заглядывали в окна, были в восторге и
на минуту простили ему всё — и его богатство, и
обиды.
Митя. Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек
на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все
обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват… а жалованья не прибавляет. Поискал бы
другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.
С потолка лило, некоторые из гостей уже плакали, ударяя себя в грудь,
другие с кровавыми глазами ссорились из-за женщин и из-за прежних
обид и лезли
друг на друга, удерживаемые более трезвыми соседями, чаще всего прихлебателями.
Батенька, слышим, идут, чтоб унять и поправить беспорядок, а мы, завладевшие насильно, благим матом —
на голубятню, встащим за собой и лестницу и, сидя там, не боимся ничего, зная, что когда вечером слезем, то уже никто и не вспомнит о сделанной нами
обиде другим.
Платон. Понимаю, очень хорошо понимаю. Всякий человек, что большой, что маленький, — это все одно, если он живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно, делает свое дело себе и
другим на пользу, — вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает, действует только по своему невежеству, с
обидой и с насмешкой над человечеством, и только себе
на потеху, тот — мерзавец своей жизни.
Одна за
другой вспоминались
обиды, уводя человека куда-то мимо трактиров и винных лавок. Оклеивая всю жизнь темными пятнами, они вызывали подавляющее чувство физической тошноты, которое мешало думать и, незаметно для Вавилы, привело его к дому Волынки. Он даже испугался, когда увидел себя под окном комнаты Тиунова, разинул рот, точно собираясь крикнуть, но вдруг решительно отворил калитку, шагнул и, увидев
на дворе старуху-знахарку, сунул ей в руку целковый, приказав...
— Да,
друг мой, все меня любят, потому что я проста необыкновенно, и через эту свою простоту да через добрость много я
на свете видела всякого горя; много я
обид приняла; много клеветы всяческой оттерпела и не раз даже, сказать тебе, была бита, чтобы так не очень бита, но в конце всего люди любят.
Прости меня, Коломна, ты в
обидуНе ставь моих речей! Тебе спасибо!
Не для меня, для Бога ты старался,
И Бог тебе заплатит. Вы, как братья,
Спешили к нам
на выручку,
другие ж
Ругали нас из-за Москвы-реки.
Про них и речь, а о тебе ни слова.
К хорошему дурное не пристанет,
А про воров нельзя не говорить.
— Ну при чем же тут вы? Обижаться мне
на себя надо — хотел, а не достиг. Нет, насчёт
обид — это ты оставь, надо, чтобы ничего лишнего между нами не было, не мешало бы нам дело двигать. Я, брат, врать не буду: мне скорбно — зачем врать? И не знаю, что бы я сделал, кабы не ты это,
другой… А тут я понимаю — человек
на свой пай поработал, отдых-ласку честно заслужил…
Гаврила Пантелеич. Без любви да без согласия, мол, что уж! А чтоб надо по закону: да боится и да любит жена мужа своего! К примеру, вот мы с Настасьей Петровной тридцать лет прожили, а этой музыки, чтоб караул кричать, не бывало. Выругаешь ее когда под горячую руку — смолчит; после уж разве выговорит, если не по резонту
обида. Ну, и измены какой
друг другу — это уж избави и храни заступница! Я — топор, она — пила
на этот счет, если б что!
— Так; нынче,
друг, мало уже кто по правде живет, а всё по
обиде. А кого ты
на нашем берегу ищешь?
Так ты и скажи господам Луповицким и
другим господам, которы компанию с ними водят, что, мол, тятенька за какую ни
на есть
обиду полмиллиона, а надо, так и больше не пожалеет, а обидчика, мол, доедет.
— Расходы пустячные, — сказал Никита Федорыч, — а станут смеяться, так мы за
обиду того не поставим. Смейся
на здоровье, коль
другого смеха нет.
— Василий Иваныч, — особенно тихо, точно
на исповеди, заговорил Хрящев, наклонившись к нему и держа за повод лошадь, — не судите так горько. Мужик обижен лесом. Поспрошайте — здесь такие богатства, а чьи? Казна, барин, купец, а у общины что?
На дровенки осины нет, не то что строевого заказника… В нем эта
обида, Василий Иваныч, засела, все равно что наследственный недуг. Она его делает равнодушным, а не
другое что. Чувство ваше понимаю. Но не хочу лукавить перед вами. Надо и им простить.
Чувство пренебрежительного превосходства не допустило его больше до низких ощущений стародавней
обиды за себя и за своего названого отца… Издали снимет он шляпу и поклонится его памяти, глядя
на погост около земляного вала, где не удалось лечь Ивану Прокофьичу. Косточки его, хоть и в
другом месте, радостно встрепенутся. Его Вася, штрафной школьник, позорно наказанный его «ворогами», идет по Волге
на всех парах…
Может быть, в
другое время и не
на пароходе, а где-нибудь в театре, в вагоне, у знакомых, он бы и оставил в покое «аспида». Но к давней
обиде, разбереженной встречей с ним, прибавилась еще и досада
на то, что фигура в камлотовой шинели вышибла его из сладко-мечтательного настроения.
— Они благочестивые были, но кто их знает, чужая душа — дремучий лес! Может, по нечаянности, а может, не могли в душе своей той
обиды стерпеть, что барин к себе новую слугу приблизил… Может, нарочно ему всыпали, бог знает! Мал я был тогда и не понимал всего… Теперь я помню, что барин действительно взял себе
другую наложницу и маменька сильно огорчались. Почитай, нас потом года два судили… Маменьку осудили
на каторгу
на двадцать лет, меня за мое малолетство только
на семь.
Позволительно поставить вопрос, в чем более выражается первородный грех, в грехе пола, в concupiscentia [Страстное домогательство (похоть) (лат.).] или в
обиде другого человека, ближнего, обрекающей его
на нужду и голод, в унижении человеческого достоинства.
— Приди
на мою грудь, сын моего лучшего
друга, я заменю тебе отца и постараюсь не дать тебя в
обиду… Ты знаешь сам, какие тяжелые времена переживаем мы. Я бессилен спасти тебя, если о твоем существовании узнают вороги, но постараюсь скрыть тебя от них в моем доме; слуги мои верны мне и не выдадут меня… Но что же сделали изверги с отцом твоим?